...Ранней весной мы с Левитаном уезжали в окрестности Москвы на охоту. У него было новое ружье. В Перервах под Москвой, у разлива Москвы-реки, было много пролетной дичи. Вечером, в Кускове, мы стояли на тяге. И в сетке наших ягдташей была дичь. Носы вальдшнепов выглядывали из нее.
Утром с Курского вокзала мы шли пешком, гордые тем, что охотились и что на нас глядят. У Красных ворот нам встретились гимназистки, идущие в гимназию. Мы шли, как бы не обращая на них внимания. Но что было на душе! Мы шли как бы не по земле: они смотрят на нас! И как они все прекрасны!
- Видишь, - говорил Левитан. - Вот они смотрят на нас. Потому что мы охотники! А узнай они, что мы художники - знать бы не захотели...
- Почему? - удивился я.
- Но это так. Я тебе верно говорю. Мы не нужны. Они не понимают. Я же не знаю, что говорить с ними. Когда мне сестра говорит: "Зачем ты пишешь серый день, грязную дорогу?" - я молчу. Но если бы мне это сказала она, которую я полюбил бы, моя женщина, - я ушел бы тотчас же.
- Какой ты, Исаак, сердитый... - пошутил я.
- Нет, не сердитый. Так нельзя жить. Это был бы обман... Конец любви...
Он остановился и, смотря на меня своими красивыми серьезными глазами, волнуясь, сказал:
- Да, цапка. Ты этого не понимаешь. Но поймешь, погоди. Ведь мой этюд - этот тон, эта синяя дорога, эта тоска в просвете за лесом, это ведь - я, мой дух. Это - во мне. И если она это не видит, не чувствует, то кто же мы? Чужие люди! О чем я с ней буду говорить? Вот Антоша это понимает.
Константин Коровин. Воспоминания об Исааке Левитане.
