Татьяна Никитична Толстая пишет:
"Лет десять назад в Москве по субботам-воскресеньям работали "Ярмарки выходного дня". Перегораживали улицу, автомобили - объезжай как хочешь, десятки прилавков стояли в два ряда вдоль тротуаров. Зимой, в мороз всё равно работали. Обогревались какими-то жалкими обогревателями - как-то они подключались к электричеству. По заснеженной земле тянулись толстые черные кабели.
На ярмарках зимой продавали соленые грибы, конфеты, копченую рыбу, колбасы, вязанки непонятного мяса: будто бы утка будто бы с клюквой. Привозили и разливали по бутылкам фермерское молоко, как в былые времена квас.
Прекрасные были ярмарки, страшные и кривые с виду, но все равно прекрасные, народные, стихийные. Наша была на Селезневской, у метро Новослободская.
И вот к одному прилавку всегда стояла очередь. Там продавали квашеную капусту и бочковые соленые огурцы. Рядом была еще пара прилавков с капустой, но они никого не интересовали. Я пристроилась в очередь и спросила стоявшую передо мной женщину: отчего?! - Так это же Сергей и Лена, - отвечала она.
Я купила свой килограмм капусты, принесла домой, попробовала и через час уже бежала назад на ярмарку, чтобы купить у Сергея и Лены ведро капусты. Или бочку. Или цистерну. Но они уже все распродали и сворачивались.
- Вы еще приедете? - крикнула я.
- Мы тут каждую неделю.
- А откуда вы?
- С Рязани.
Через неделю я бежала к ним с раннего утра, - а вдруг другие набегут и раскупят? Выстаивала на морозе очередь из десяти человек. Уже узнавала знакомые лица возбужденных покупателей. Это была не капуста, а марихуана какая-то, прости господи, квашеное счастье. Настоящая, квашеная, именно квашеная, а не залитая второпях уксусом, свежеприготовленная, выдержавшая нужный и точный, известный только Сергею и Лене, срок. Какая-то хтоническая, глубинная, народная, от Ивана Калиты идущая еда, пережившая все - и Смутное время, и петровские реформы, и поляков, и французов, и никудышных в отношении капусты немцев.
Сергей и Лена работали быстро, лица их были суровы и сосредоточены. Они не улыбались, и правильно. Им не нужно было ни улыбаться, ни петь сладкими голосами, заманивая лохов. Руки - красные, задубелые, просоленные. Пальцы распухшие, скрюченные. Черпак - в бочку, черпак - в другую. В пакет, на весы. Следующий! Стоило все это неприлично дешево, типа ста рублей кило.
Потом в один непрекрасный день ярмарки прикрыли, фермеры пытались сопротивляться, но пали жертвой торговых мафий. Они открыто говорили о том, кто их гонит и уничтожает, и почему. Повторять не буду. И так понятно. При Лужкове дело было.
Где теперь Сергей и Лена? Для кого рубят и квасят, куда везут? Суровые лица, красные руки. Ватный зипун на толстый шерстяной свитер, белый фартук. Унесенные ветром, - думаю я про них. Где они?"